Добы́чин Леонид Иванович (1896-1936), русский писатель. В сборниках рассказов «Встречи с Лиз» (1927), «Портрет» (1931) столкновение «бывшего» мира с послереволюционной действительностью; антипсихологизм, лирический подтекст. В романе «Город Эн» (1935) воспоминания героя о детстве.
* * *
ДОБЫЧИН Леонид Иванович - ДОБЫ́ЧИН Леонид Иванович [5 (17) июня 1894, Люцин Витебской губернии, Латвия - после 28 марта 1936, Ленинград?], русский писатель.
Семья. Учеба. Первые литературные опыты
Родился в семье медиков, отец - врач, мать - акушерка. Был в семье старшим из пятерых детей. Учился в гимназии Двинска (ныне Даугавпилс), куда Добычины переехали в 1896. В 1916 окончил Петербургский политехнический институт. Сведений о жизни Добычина в столице во время Октябрьской революции 1917 нет. Весной 1918 перебрался в Брянск, куда переселилась его семья. Недолгое время работал учителем, затем статистиком.
Весной 1924 послал в Ленинград М. Кузмину (см. КУЗМИН Михаил Алексеевич) свой первый рукописный сборник из пяти рассказов «Вечера и старухи», но ответа не получил. В августе 1924 отправил в ленинградский журнал «Русский современник» два рассказа - «Встречи с Лиз» и «Козлова». Один из руководителей журнала, К. Чуковский (см. ЧУКОВСКИЙ Корней Иванович), принял оба, сразу же напечатав «Встречи с Лиз» (1924, № 4).
Добычин и Джойс
В 1925 начались регулярные поездки Добычина из Брянска в Ленинград. Однако доминантой его судьбы всегда оставалось одиночество.
Его нередко сравнивали с Джойсом (см. ДЖОЙС Джеймс). Обоим писателям свойственна внеконфессиональная религиозность - знак сыновней оставленности, покинутости. В их «одиссеях» ближайший автору герой - обездоленный сын, Телемак, - в омерзительном мире «взрослых женихов», чей удел - нравственный паралич. А в общении с паралитиками уже безразлично, добрые они или злые. Едва ли не в этом омерзении кроется разгадка добычинских сюжетов, индифферентных по отношению к «добру» и «злу». В такой ситуации художник выбирает нейтральную позицию «хроникера». Она удобна для решения современных художественных задач и, прежде всего, - для замены традиционного в беллетристике фабульного построения сюжета монтажом, на что обращают внимание большинство исследователей стилистики Добычина. Восходящую к «монтажным» открытиям Г. Флобера (см. ФЛОБЕР Гюстав) в «Госпоже Бовари», ее утвердило знакомство с кинематографом.
Психологически метод Добычина обоснован установкой на «инфантилизм», противопоставленный в своей дискретности «взрослому» сознанию.
В прозе Добычина верх берет печаль, а не сатира. Из чего не следует, что к «страшному миру» он был слеп или глух. С первых же литературных шагов он все прекрасно понимал - и про «Начальников» и про «Цензуру» (подобные «опасные» слова писатель с саркастической почтительностью неизменно пишет с заглавных букв). Но «обличительство» его состояло в том, что он как бы не замечал предмет обличения, лишал его чести быть персонифицированным, описывал как мертвую природу. Буквально писал «натюрморты» на поле брани и воплей. Добычин «не заметил» в своей прозе никаких Больших Людей, никаких Больших Идей. «Не заметил» и саму Советскую Власть.
«Встречи с Лиз»
Летом 1926 Добычин устроился на новое место работы в Брянске в Губстатбюро, в «отдел местного хозяйства». В 1927 в Ленинграде вышел его первый сборник «Встречи с Лиз». Следующий сборник рассказов «Портрет» появляется в конце 1930 (в выходных данных - 1931). В расширенном и переработанном виде он повторил книгу «Встречи с Лиз». В 1933 прозаиком подготовлен, но не издан сборник «Матерьял», в котором также предполагалось использовать уже печатавшиеся тексты. При скрупулезной тщательности литературной отделки Добычин оставляет свои произведения как бы открытыми. В том числе и создававшийся несколько лет роман из провинциальной жизни «Город Эн» (1935). Установка писателя такова: книгу всякий раз можно монтировать заново - главное в ней добротность, качественность материала. Важна исходная чистота, открытые самим автором «первоэлементы» искусства, его «монады». Добычин полагал, что жизнь, увиденная на расстоянии вытянутой руки, и есть та самая субстанция, которую следует в первую очередь соотносить с мировой гармонией и мировыми катаклизмами.
Переезд в Ленинград
До 1934 Добычин жил «несостоявшимся событием» переезда в Ленинград, но в ленинградской литературной атмосфере дышать оказалось не легче, чем в городе Эн. Доброжелательно о Добычине написал только литературовед Н. Степанов, другие рецензенты не стесняли себя ни в объеме, ни в выражениях - «Позорная книга», «Об эпигонстве», «Пустословие» - так назывались отклики на книги Добычина.
Особенно досталось «Городу Эн». А между тем, лейтмотив этого романа - жажда укорененной человеческой потребности в дружбе и душевном общении. Что все это невозможно, что полная открытость иллюзорна и ведет к драме - об этом еще только начинает смутно догадываться его маленький герой.
«Шуркина родня»
Последняя вещь Добычина - повесть «Шуркина родня» - была опубликована только в постперестроечном 1993. Описанная в ней глухая провинциальная жизнь бурных военных и революционных лет к добрым делам не склоняет никого из персонажей. Заканчивается эта история просто: «Шурка подумал и решил, что нужно снова идти в жулики».
В разгар декларируемых побед Большого Искусства Добычин показал, что «уродливое», «одномерное» существование «маленького человека» - по-прежнему вечная тема русской прозы.
Трагический конец
Обстоятельства последних месяцев жизни Добычина трагичны. Вслед за статьей «Правды» от 28 января 1936 «Сумбур вместо музыки» на веренице литературных обсуждений и собраний писатель оказался в Ленинграде главной мишенью и как «формалист», и как «натуралист». 25 марта в Доме писателя Добычин отверг обвинения практически одной фразой и сразу же ушел. Собрания, на которых его клеймили, продолжались до середины апреля. Добычина уже на них не было. Он пропал. Свое последнее письмо к Чуковскому закончил словами: «А меня не ищите - я отправляюсь в далекие края». Тайный осведомитель заявил в НКВД, что 28 марта Добычин покинул свою квартиру, отдав ему ключи, и сказал, что больше в нее не вернется. После этого Добычина никто не видел ни живым ни мертвым.
Безнадежность случая Добычина состояла в том, что он погиб, противостоя всей Литературной Общественности, а не только Начальникам.